СЕКЬЮРИТИЗАЦИЯ: МЕЖДУНАРОДНЫЙ ТЕРРОРИЗМ В ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ
ИРИНА ЧЕРНЫХ, РУСТАМ БУРНАШЕВ/ Доклад Центра
антитеррористических программ /
В современном дискурсе международных отношений как одна из
тенденций отмечается увеличение роли негосударственных акторов. Утверждается, что
деятельность этих акторов постепенно сдвигается от внутреннего и регионального
уровня к глобальному. Их действия становятся достаточными, чтобы
трансформировать динамики в пределах региона, изменить отношения между регионом
и великими державами, а также отношения между этими державами. Таким образом,
актуализируется исследование роли негосударственных акторов в международных
отношениях. После 11 сентября 2001 года особое внимание в этом дискурсе
уделяется одному их типов таких акторов - международному терроризму .
Одним из ключевых вопросов изучения международного
терроризма является определение условий формулирования и артикуляции его как
угрозы в современном дискурсе международных отношений. С нашей точки зрения,
анализ этих условий должен быть сфокусирован на региональном уровне, что
позволит избежать излишней универсализации проблемы и диверсифицировать
особенности региональных дискурсов. В данной статье анализ условий формирования
дискурса, уделяющего основное внимание международному терроризму, осуществляется
на примере Центральной Азии, что определяется двумя причинами. Прежде всего,
являясь в принципе периферией современных международных отношений, Центральная
Азия оказалась непосредственно втянута в борьбу с международным терроризмом в
связи с операцией "Enduring Freedom" в Афганистане. Вторая причина
состоит в том, что действия государств Центральной Азии являются показательными
для демонстрации секьюритизации вопросов международного терроризма. Под
секьюритизацией понимается "дискурсивный процесс, посредством которого в
политическом сообществе конструируется межсубъективное понимание и отношение к
чему-либо как экзистенциальной угрозе ценному референтному объекту; процесс,
позволяющий призывать к безотлагательным и исключительным мерам, направленным
на то, чтобы справиться с этой угрозой" (Buzan and Wever 2003: 491) .
Конечно, региональный подход не является универсальным, и,
например, для анализа позиции США, являющихся глобальной державой, будет
недостаточным. Существуют ограничения регионального подхода и в связи с
объектом исследования - негосударственными акторами международных отношений. По
определению такие акторы носят нетерриториальный характер и в современной
системе международных отношений они получают возможность активно действовать, обходя
ограничения, налагаемые государственными границами. Они получают возможность
объединяться между собой, образуя сетевые структуры, влияющие не только на
внутригосударственную, но и на региональную и глобальную динамики безопасности.
Так, хотя цели и мотивы Исламского движения Узбекистана (Исламского движения
Туркестана) и уйгурских сепаратистов носят четко выраженный внутренний
характер, эти движения являются транснациональными и не могут быть поняты без
ссылки как на региональные структуры безопасности, так и взаимодействия их с
межрегиональным и глобальным уровнями. Поэтому теорией, в рамках которой будет
проводиться анализ в данной статье, является теория комплекса региональной
безопасности (Buzan 1991; Buzan et al. 1998; Buzan and W?ver 2003), которая
может рассматриваться как матрица для региональных исследований и дает
возможность связать изучение (1) ситуации внутри государств исследуемого
комплекса, (2) отношений среди государств и других акторов международных
отношений в данном комплексе, (3) взаимодействий данного комплекса с соседними
комплексами и (4) с глобальными державами. Поскольку мы считаем Центральную
Азию изолятором или неструктурированным регионом безопасности , в данной статье
будут рассмотрены только первый и четвертый уровни .
Методологией исследования, принятой в данной работе,
является "археология" Мишеля Фуко (1961, 1963, 1966, 1969) в виде,
реконструированном Хубертом Дрейфусом и Полом Рабиноу (Dreyfus and Rabinow
1983, ср. с Хархордин 2001: 51, 52). В соответствии с ней исследование должно
начинаться с диагноза той или иной проблемы. Идентифицировав проблему, аналитик
рассматривает условия (фоновые практики), которые сделали возможным ее
формулирование и артикуляцию в дискурсе. Набор практик, конституирующий фон
определенного дискурса, задает его четыре основные характеристики:
(1) какой тип феноменов может стать объектом данного дискурса, (2) кто может
занять позицию говорящего субъекта, (3) какие виды понятий могут быть приемлемы
в этом дискурсе и (4) какие теории возможно помыслить и сформулировать в данном
дискурсе. (Хархордин 2001: 52)
Сходный формат анализа использует Вэвер для анализа
интеграционных структур в Европе (W?ver 2002, 2003), вслед за которым мы
занимаем позицию, объединяющую, с одной стороны, подход к языку, который
является в значительной степени постструктуралистским и семиотическим, и, с
другой стороны, структуралистическую объяснительную теорию. Из-за ограничений
объема статьи в ней в большей степени будут представлены выводы, полученные на
основе данной методологии, чем процедура анализа.
Внутригосударственный уровень
Понимание
ситуации внутри государств исследуемого комплекса региональной безопасности
строится, прежде всего, на разделении "сильных" и "слабых"
государств. Спектр слабых и сильных государств определяется (Buzan 1991:
96-107):
- степенью
социо-политического единства между гражданским обществом и учреждениями
правительства;
- степенью
соответствия между государством и нацией;
- степенью
государственности, которой обладает государство, степенью стабильности
внутреннего порядка.
Государства
Центральной Азии являются слабыми, хотя и не в одинаковой степени. Обобщая,
можно сказать, что в большей или меньшей степени для них характерны низкий
уровень социо-политической связанности, узость социальной базы поддержки
действующих политических режимов (особенно "среднего" класса) (в
меньшей степени это характерно для Казахстана). Подавляющая часть населения
пребывает в политической апатии или в состоянии политической отчужденности.
Национальные идентичности здесь слабы и вынуждены конкурировать с другими
идентичностями, в первую очередь - этническими, субъэтническими и клановыми. Не
смотря на развитый репрессивный аппарат (особенно в Узбекистане и
Туркменистане) государства Центральной Азии испытывают недостаток государственности:
правительственные и государственные структуры не являются самодостаточными и
выступают скорее форумами, в которых суб-государственные акторы конкурируют
между собой, чтобы обеспечить свою безопасность, и/или чтобы установить влияние
над государством.
Слабость одного из государств Центральной Азии может секьюритизироваться не
только элитами данного государства, но и элитами соседних государств (хотя опыт
гражданской войны в Таджикистане продемонстрировал тенденцию к локализации
боевых действий в пределах одной страны, не смотря на то, что в конфликте
присутствовали элементы ирредентизма и сепаратизма). Так, отказ от проведения
экономических и политических реформ в Узбекистане оправдывался примером войны в
Таджикистане, которой противопоставляются "спокойствие и порядок" в
Узбекистане. Казахстанские аналитики рассматривают возможность политической
дестабилизации в Узбекистане как одну из основных угроз своей стране.
Слабые государства и их правящие элиты, при прочих равных условиях, более склонны
к секьюритизации. Так, слабость государств в Центральной Азии ведет к
секьюритизации таких вопросов, как миграция, наркоторговля, религиозный
экстремизм и международный терроризм . Правительства государств Центральной
Азии убеждены, что безопасность и стабильность превыше всего. Наиболее ярко это
проявляется в Узбекистане, где любое решение об экономических и политических
реформах рассматривается сквозь призму того, поможет оно или нет поддерживать
"порядок" в стране и сохранить власть правящей элиты. Аргументация
строится на том, что наделить граждан политическими правами было бы слишком
рискованно из-за сложной внешней обстановки. Во многом эта тенденция
определяется тем, что, говоря о безопасности и стабильности государства,
правящие элиты ставят знак равенства между собой и государством. В этом смысле
"угроза" "исламского фундаментализма" и
"международного терроризма" играет на руку правящим элитам стран
Центральной Азии. Любым экстремистским проявлениям в странах Центральной Азии
правящие режимы стремятся придать международный характер.
Использование концепта "международного терроризма" крайне удобно для
правящих элит государств Центральной Азии, поскольку "международный
терроризм", наряду с угрозой дестабилизации и фрагментации
("балканизации" в европейском случае, "афганизациии" или
"таджикизации" - в центральноазиатском), является инструментом для
легитимации политического и социального порядка без определенного врага. Как
отмечает О.Вэвер, политический порядок обычно легитимирует себя через ссылку на
внешнюю угрозу, когда же порядок организован не против определенной страны, он
должен основываться на легитимирующем принципе, который помогает определить,
какие события должны быть отклонены (W?ver 1995: 72). На основе из концепции
существования только бинарных оппозиций происходит использование метафоры хаоса
и распада как способа установления порядка и стабильности как таковых как цели.
Иначе говоря, использование концепта "международного терроризма"
связано с представлением о стабильности как неоспоримой ценности.
Соответственно, каждый политический, социальный или экономический шаг должен
демонстрировать свои последствия для усиления/ ослабления стабильности.
Ссылки на необходимость сохранения стабильности и безопасности в условиях
угрозы со стороны "международного терроризма" служат оправданием
любых ограничений прав человека, дискредитации политических и идеологических
противников, ухода от серьезного критичного обсуждения вопросов. Таким образом,
речь идет в первую очередь об идеологии, внушении страха перед
"международнымтерроризмом".
Глобальный уровень
"Глобальный уровень"
определяется динамиками и секьюритизациями глобальных сил - супердержав (США)
и/или великих держав (Китай, Япония, Россия и ЕС). В отличие от региональных
держав динамики глобальных сил не замыкаются в одном регионе. Наибольшее
влияние на Центральную Азию оказывают Россия. Китай и США.
Позиция России определяется тем, насколько она секьюритизирует необходимость
формирования вокруг себя комплекса региональной безопасности, включающего,
помимо прочих и государства Центральной Азии. Хотя Россия достаточно тесно
интегрирована в центральноазиатское пространство безопасности, особенно в сфере
военной безопасности, в настоящее время такого комплекса не существует. С одной
стороны, Россия является слабым государством и не имеет четкой государственной
стратегии по отношению к Центральной Азии. С другой стороны, вовлечение других
внешних сил в Центральную Азию оказалось гораздо менее интенсивным, чем
ожидалось в начале 1990-х, и не стала фактором, подталкивающим Россию к
вовлечению в мини-комплекс.
Другим фактором, влияющим на центральноазиатскую политику России, является то,
что Центральная Азия сама по себе не является целостным образованием.
Существует возможность включения в создаваемый вокруг России комплекс
региональной безопасности только некоторых стран Центральной Азии, прежде всего
- Казахстана, что подтверждается составом имеющихся многосторонних структур,
например, Организации Договора о коллективной безопасности или Таможенного союза.
В любом случае Россия стремится сохранить Центральную Азию как стабильную
буферную зону, являющуюся естественным кордоном для распространения "новых
угроз безопасности", а также в предотвращении превращения ее в источник
таких угроз.
Процессы секьюритизации/десекьюритизации в России проводятся различными
суб-государственными акторами, имеющими различное влияние на государственную
политику. Отсюда, ее воздействие на мини-комплекс создает пространство для
суб-государственных и транснациональных акторов, связи которых идут по линиям
либо транснациональной организованной преступности (наркобизнес), либо - по
финансовым и производственным (алюминиевая промышленность, авиационная
промышленность, нефтегазовая сфера, производство хлопка). Большое значение в контексте
данной статьи имеет и то, что Россия активно секьюритизирует вопрос
международного терроризма, что во многом определяет ее связи с государствами
Центральной Азии - поводом для формирования Организации Договора о коллективной
безопасности и Шанхайской организации сотрудничества во многом послужило именно
совпадение в вопросах секьюритизации международного терроризма.
В отличие от России Китай - достаточно сильное государство, однако и для Китая
внутренний, региональный и глобальный уровни важнее, чем динамики, связывающие
его с Центральной Азией. В Центральной Азии Китай действуют совместно с
Россией. На глобальном уровне это сотрудничество строится на основе того, что
Китай признает Российское лидерство в Центральной Азии (Blank 2000, Trenin
2001: 130, 203). Китай пока рассматривает такую стратегию как лучшую, чтобы
гарантировать стабильность в Центральноазиатском мини-комплексе и таким образом
повлиять на уйгурских мятежников в Синьцзяне.
Вместе с тем, происходит постепенное усиление позиций Китая в Центральной Азии
как ведущего актора в сфере безопасности и экономики. Эта тенденция
формализуется Шанхайской организацией сотрудничества , демонстрирующей факт
признания Россией неспособности с ее стороны эксклюзивного определения роли и
места Центральной Азии в мире.
Динамики США пересекаются с динамиками безопасности в Центральной Азии, прежде
всего через межрегиональный уровень - Ближневосточный, Восточноазиатский и
Южноазиатский комплексы региональной безопасности, а также через глобальный
уровень - взаимодействие США с великими державами - Россией и Китаем, а также
совокупностью глобальных проблем, таких, как терроризм, распространение оружия
массового поражения, организованная преступность и наркотики.
Деятельность США после событий 11 сентября 2001 года, формирование
"антитеррористической коалиции" во главе с США, создали особые
условия для формирования нового дискурса международной безопасности, в котором
борьба с международным терроризмом занимает центральное место. Использование в
политическом дискурсе всех государств ссылки на угрозу международного
терроризма и борьбу с ним стало легитимным в международном сообществе.
Центральная Азия оказалась непосредственно втянута в борьбу с международным
терроризмом в связи с операцией "Enduring Freedom", благодаря
географической близости к Афганистану. Это позволило правящим элитам государств
Центральной Азии укреплять авторитарные режимы, секьюритизируя международный
терроризм, заявляя о деятельности на территории этих государств групп
международных террористов. При этом ударение делается именно на международный
характер этих групп, так как это позволяет абстрагироваться от внутренних
причин и условий их появления. Таким образом, политика США в Центральной Азии
вызвала изменение динамик межрегионального и глобального уровней, но не
затронуло внутри- и межгосударственного уровней. Действия США ослабляют
возможность вовлечения в мини-комплекс динамик межрегионального уровня, в тоже
время, оставаясь недостаточными, чтобы составить альтернативный источник
внешнего доминирования (Starr 2001) и усилить государства и власти в
Центральной Азии.
Вывод
Анализ вопросов международного терроризма в соответствии с
теорией комплекса региональной безопасности позволяет выделить следующие
условия (фоновые практики), задающие основные возможности формулирования и
артикуляции проблемы международного терроризма в дискурсе Центральной Азии:
слабость государств Центральной Азии и отсутствие здесь
сущностных структур комплекса региональной безопасности оставляет необходимое
пространство для деятельности негосударственных акторов;
авторитарный характер государств Центральной Азии
способствует секьюритизации международного терроризма для обоснования
ограничения политических и экономических свобод, усиления силовых структур и
сохранения существующих режимов;
принятие международным сообществом дискурса, центральным
звеном которого является борьба с международным терроризмом, и характер
современного международного окружения Центральной Азии, определяемый
деятельностью великих держав, создает благоприятные условия для секьюритизации
международного терроризма.
Говоря об основных характеристиках формирующегося в
Центральной Азии дискурса (в контексте данной статьи), можно отметить, что он
принимает в качестве своего объекта международный терроризм, в тоже самое время
блокируя возможность формулировки и артикуляции вопроса о внутренних причинах
террористических актов, направленных против существующих политических режимов.
Периодически проявляющиеся экстремистские действия, определяемые латентным
напряжением в обществе, интерпретируются правящими элитами как акции
международного терроризма. Дискурс, в котором центральное место занимает борьба
с международным терроризмом, также блокирует артикуляцию вопроса соблюдения
прав человека и гарантирования гражданских свобод.
Ссылки
- Blank, Stephen (2000): 'The new
Russo-Chinese "Partnership" and Central Asia', Central
Asia and Caucasus Analyst August (16): http://www.cacianalyst.org./Headline1.htm
- Burnashev, Rustam
(2002): 'Regional Security in Central Asia: Military Aspects' in Boris Rumer (ed), Central Asia: A
Gathering Storm?, New York:
M.E.Sharpe, 114-165
- Buzan, Barry (1991): People, States
and Fear: An Agenda for International Security Studies in the Post-Could
War Era, 2nd ed., Hemel
Hempstead: Harvester Wheatsheaf
- Buzan, Barry, and Ole Wever (2003): Regions and Powers: The Structure of
International Security, Cambridge: Cambridge University Press
- Buzan, Barry, Ole Wever, and Jaap de Wilde
(1998): Security: A New Framework for Analysis, Boulder, CO: Lynne Rienner
- Der Derian,
James (1991) 'S/N: International Theory, Balkanization, and the New World
Order', Millennium 20. N 3. P. 485-506. (1992): Antidiplomacy:
Spies, Terror, Speed, and War, Cambridge MA and Oxford:
Blackwell Publishers
- Dreyfus, Hubert L., and Paul Rabinow (1983): Michel Foucault. Beyond Structuralism
and Hermeneutics. 2nd ed., Chicago: The University of Chicago Press
- Foucault, Michel (1961): Folie et deraison.
Histoire de la foile a l'age
classique, Paris:
Plon
- (1963): Naissance de la clinique, Paris:
P.U.F.
- (1966): Les mots
et les choses, Paris: Gallimard
- (1969):
L'archeologie du savoir, Paris: Gallimard
- Jayasuriya, Kanishka
(2002) 'September 11, Security, and the New Postliberal
Politics of Fear', Critical Views of September 11. Analyses from
around the World. N.Y.: The New Press
- Starr, S. Frederick (2001):
'The War Against Terrorism and US Bilateral Relations with Central Asia',
Testimony to the U.S. Senate, Committee on Foreign Relation, Subcommittee
on Central Asia and the Southern Caucasus December (13): http://www.cacianalyst.org/Publications/Starr_Testimony.htm
- Trenin, Dmitri (2001): The End of Eurasia. Moscow: Carnegie Moscow Center
- Wever, Ole (1995): 'Securitization
and Desecuritization', in Ronnie D. Lipschutz (ed),
On Security, New York: Columbia
University Press, 46-86 (2002): 'Identity, Communities and Foreign Policy:
Discourse Analysis as Foreign Policy Theory' in Lene
Hansen and Ole Wever (eds.) European Integration
and National Identity: The Challenge of the Nordic
States, London and NY, Routledge,
20-49.
- (2003): European Integration
and Security: Analysing French and German
Discourses on State, Nation and Europe, http://www.polsci.ku.dk/courses/gamle_fag/Efteraar2002/Begreb_om_sikkerhed/European
integration and security Feb 2003.doc
- Бурнашев,
Рустам (2004): 'Динамики присутствия НАТО в Центральной Азии: анализ на
основе теории комплекса региональной безопасности', в США и страны
Центральной Азии: Реальности и перспективы взаимоотношений, Алматы:
Казахский национальный университет им. аль Фараби, 128-140
- 2005)
'Секьюритизация: теоретико-методологические основы введения понятия',
Казахстанско-немецкий университет в Алматы: Научные труды сотрудников и
студентов - 2004, Алматы: Казахстанско-немецкий университет. С. 116-123.
- Бурнашев,
Рустам и Ирина Черных (2005) 'Условия секьюритизации международного
терроризма в Центральной Азии', Connections. The Quarterly Journal. Том
IV. № 1. Весна. С. 161-173.
- Каримов,
Ислам (1997): Узбекистан на пороге XXI века: угрозы безопасности, условия
и гарантии прогресса. Ташкент: Узбекистон
- Назарбаев,
Нурсултан (2003): Критическое десятилетие. Алматы: Атамура
- Хархордин,
Олег (2001): 'Фуко и исследование фоновых практик' в Олег Хархордин (ред.)
Мишель Фуко и Россия, Санкт-Петербург: Европейский университет в Санкт-Петербурге/
Москва: Летний сад
Источник:
|
Пишите нам
